Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип] - Абрахам Мэррит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестная смерть погубила сестру Уолтерс — в этом не было сомнений. Но каким-то неясным, подсознательным путем я чувствовал, что она не победила ее полностью.
Ее тело — да. Но не ее волю.
Глава 4
Случай в машине Рикори
Я вернулся домой вместе с Брэйлом, глубоко потрясенный. Трудно описать всю последовательность событий, о которых я рассказываю, с начала и до конца. Всё время я чувствовал себя так, как будто находился в тени чего-то неизведанного. Нервы мои были напряжены, как будто я находился под наблюдением кого-то невидимого, пребывающего вне нашей жизни… подсознание мое словно билось в дверь сознания, призывая быть настороже… Странные фразы для медика? Пусть!
Брэйл был жалок и совершенно измучен. Я задумался о том, испытывал ли он только профессиональный интерес к умершей девушке. Если между ними что-нибудь было, он не сказал мне об этом.
Мы пришли ко мне домой около четырех часов утра. Я настоял, чтобы Брэйл остался со мной. Я позвонил в госпиталь и спросил, не появлялась ли сестра Роббинс? Ее не было. Я заснул на несколько часов беспокойным и нервным сном.
Вскоре после девяти Роббинс вызвала меня по телефону. Она была в истерике от неожиданного горя. Я попросил ее прийти ко мне, и когда она явилась, мы с Брэйлом задали ей ряд вопросов.
— Около трех недель тому назад, — сказала она, — Гарриет принесла домой для Дианы прелестную куклу. Ребенок был очарован. Я спросила Гарриет, где она достала ее, и она ответила, что в странной маленькой лавочке на окраине города. «Джоб, — сказала она (мое имя Джобина), — там сидит странная женщина. Я вроде даже боюсь ее, Джоб». Я не обратила внимания на это. Кроме того, Гарриет вообще не была очень разговорчивой. Мне даже показалось, что она сожалеет о том, что сказала это. Теперь, когда я всё это вспоминаю, мне кажется, что Гарриет вела себя после этого как-то странно. То она была весела, то… ну, как бы сказать?.. задумчива. Около десяти дней тому назад она вернулась домой с забинтованной ногой. Правой? Да. Она сказала, что пили чай вместе с женщиной, у которой она достала куклу для Дианы. Чайник опрокинулся, и горячий чай пролился ей на ногу. Женщина смазала ей ногу какой-то мазью, и теперь она нисколько не болит. «Но, я думаю, что должна смазать ногу чем-нибудь своим», — сказала она мне. Затем она спустила чулок и начала развязывать бинт. Я вышла на кухню, и она позвала меня посмотреть ногу. «Странно, — сказала она, — здесь был ужасный ожог, Джоб, и он уже практически зажил, а не прошло и часа, как она смазала мне его мазью».
Я посмотрела на ее ногу. На подошве была большая красная полоска. Но она совершенно зажила, и я сказала ей, что чай, видимо, не был горячим. «Но это был ожог, Джоб, — сказала она. — Я хочу сказать — сплошной пузырь». Она сидела и глядела на повязку и на свою ногу некоторое время. Мазь была голубоватая и как-то странно блестела, словно сияла. Я никогда не видела ничего подобного. Запаха не было. Гарриет подняла бинт и сказала: «Джоб, выбрось его в огонь». Я бросила бинт в огонь и заметила, что он как-то странно мерцал. Он как будто не горел, а просто померцал некоторое время и исчез. Гарриет побледнела. Потом снова посмотрела на свою ногу. «Джоб, — сказала она, — я никогда не видела, чтобы что-нибудь заживало так быстро, как моя нога. Оно, должно быть, ведьма!»
«Господи, о чем ты говоришь, Гарриет?» — спросила я. «О! Ничего, — ответила она. — Только мне хотелось бы разрезать это место и втереть в рану что-нибудь, противодействующее этой мази».
Затем она рассмеялась, и я решила, что всё это шутка. Но она смазала место ожога йодом и завязала чистым бинтом.
На следующее утро она разбудила меня и сказала: «Посмотри теперь на мою ногу. Вчера на нее был вылит чайник кипятка, а теперь кожа даже не нежная. На самом деле кожа должна быть еще тонкой. Джоб, я хотела бы, чтоб ожог существовал».
Это всё, доктор Лоуэлл. Она больше ничего не говорила. Казалось, она забыла всё это дело. Да, я спрашивала ее, где находится лавочка и кто была эта женщина, но она не сказала мне, не знаю почему. Но после всего этого я никогда не видела ее веселой и беспечной, как прежде… О, я не понимаю, почему она должна была умереть? Я не понимаю… не понимаю…
Брэйл спросил:
— Число 491 значит что-нибудь для вас, Роббинс? Не можете ли вы ассоциировать его с каким-нибудь адресом, который знала Гарриет?
Она подумала, потом покачала головой. Я рассказал ей о движениях век Гарриет, обозначающих определенные цифры.
— Она явно хотела передать нам что-то этими цифрами. Подумайте-ка еще.
Вдруг она выпрямилась и стала считать что-то на пальцах. Затем кивнула.
— А не могла ли она пытаться передать какое-то слово? Может быть, это буквы: «Д», «И» и «А». Это три первые три буквы — «Диана».
— Да, конечно, это довольно просто. Она могла попытаться попросить нас позаботиться о ребенке.
Я взглянул на Брэйла. Он отрицательно покачал головой.
— Она знала и так, что я это сделаю, — сказал тот. — Нет, это что-то другое.
Вскоре после ухода Роббинс позвонил Рикори. Я сказал ему о смерти Уолтерс. Он был искренне расстроен. Затем мы занялись грустным делом — вскрытием и обследованием трупа. Результаты были такие же, как и в случае с Питерсом. Не было ничего такого, отчего девушка могла умереть. Около четырех часов следующего дня Рикори снова позвонил по телефону.
— Будете ли вы дома между шестью и девятью, доктор?
В голосе его чувствовалось едва сдерживаемое волнение.
— Конечно, если нужно, — ответил я, взглянув в свою записную книжку. — Вы нашли, что-нибудь, Рикори?
Он помолчал, раздумывая.
— Не знаю, может быть, да.
— Вы подразумеваете, — я даже не пытался скрыть волнение, — предполагаемое место, о котором мы говорили?
— Возможно. Я узнаю позже. Я еду сейчас туда.
— Скажите мне, Рикори, что вы предполагаете там найти?
— Кукол, — ответил он. И, словно избегая дальнейших расспросов, повесил трубку.
Куклы! Я сидел задумавшись. Уолтерс купила куклу. И в этом самом месте она получила повреждение, которое так обеспокоило ее, или, скорее, необычное поведение ожога смутило ее. У меня не было сомнения после рассказа Роббинс, что именно через этот очаг она получила свое заболевание — она пыталась нам это объяснить. Мы не ошиблись в объяснении ее первого безнадежного усилия указать нам на причину болезни. Конечно, она могла ошибиться. Ожог, или вернее мазь, могли не иметь ничего общего с ее гибелью. И всё-таки Уолтерс любила ребенка, а дети были тем общим интересом, который объединил всех, умерших так же, как и она. И, конечно, дети больше всего любят кукол. Что же обнаружил, Рикори?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});